«ЖЕЛЕЗНАЯ ТЁТКА»

Впервые попасть на Столбы мне удалось неожиданным образом. Живя в общежитии Электровагоноремонтного завода, я мастерила для себя и девчонок украшения-брошки из бусинок виде кисточек черёмухи, красной смородины, гроздочек рябины… В ход шли любые разрозненные стекляшки. Готовые украшения нарядно красовались на белом покрывале в ожидании 8 марта.
В комнату пришёл гость – давний знакомый Лиды Воронковой, внешне неприметный парень, худой, костлявый и нахально смелый. Позже я узнала, что зовут его Володей Михайленко, но все называли его Малышом. Увидев брошки, он принялся выпрашивать у меня одну для своей мамы. Девчонки обступили: не отдавай без шоколадки! А Малыш ответил, мол, что шоколадка – съест, и нет её, я лучше её на Столбы свожу. Лида одобрила: «Не пожалеешь!»
На субботу ничего не планировалось, потому я, недолго думая, согласилась. Стояли последние зимние деньки, скалы в районе Такмака соединяли хорошо утоптанные тропы, с которых не вдруг-то свернёшь – рискуешь начерпать снега за голенища. Прежде всего, пошли на Такмак, а первым испытанием стал прыжок через глубокую каменную щель, что я проделала, замерев от страха. Хотя мелочь-школьники, снующие у нас под ногами, преодолевали эту преграду, глазом не моргнув. Малыш на скалах вёл себя уверенно, то есть явно был здесь не новичком, чем быстро снискал моё уважение.
С высоты оглядели окрестности: Ермак, Китайская стенка, Сторожевой, Цыпа, Жаба, Воробушки. На, казалось бы, неприступных скалах там и сям виднелись отчаянные покорители вершин, что вызывало моё восхищение и зависть. Малыш вёл меня от скалы к скале – за день подходяще километров намеряли. К моему удивлению оказалось, что его тут знали все! Отовсюду неслись приветствия и шутки, но вопрос о том, где он собирается ночевать, застал меня врасплох. Вроде, с ночивьём не собирались. Но, иду, помалкиваю. Одной дорогу назад всё равно не найти. Из разговоров со встречными-поперечными я поняла, что мы, оказывается, планируем ходить всю ночь от избы к избе, насколько сил хватит. Что ж, экскурсия – так экскурсия! Любопытство взяло верх. Совершенно новая для меня, неизведанная стихия Столбов! В какой-то избе, по-моему «Медея», нам налили тазик супа. Непостижимо, но мы смели его в один миг. Налили столько же добавки, но и это тоже было съедено с не меньшим аппетитом. Куда только влезло! Народ вваливался толпами, одних гостей сменяли другие. Но тепла печки, шуток, приколов и песен хватало на всех.
«Отогрелась? — спросил Малыш. — А теперь пошли. Только не оглядывайся». По глубокому снегу мы поднимались в крутую гору. Вернее, почти ползли, обрываясь и скатываясь, цепляясь за кусты и деревья. Когда, наконец, добрались до верхней площадки, и мне было позволено обернуться, я замерла, как зачарованная. Передо мной сиял Красноярск. Весь в ночных мерцающих огнях, огромный и величественный. Я ошалело опустилась на снег, не в состоянии отвести глаз от этого зрелища. Видовка. Место, где, наверное, не один новичок испытал восторг от осознания столь близкого соседства двух таких разных, но невыразимо прекрасных миров – мира дикой природы и мира цивилизации. Именно там я решила для себя, что ещё вернусь сюда. Обязательно вернусь! Но тогда я ещё не знала, что душу свою, спустя годы, я оставлю не здесь, а на Диких Столбах.
Туда нас привёл уже Женька Демченко, «скромно» именовавший себя Штирлицем. Привёл, да так и «забыл» там лет на пять!.. Это были лучшие годы моей свободной, бесшабашной и отчаянной молодости, подарившие мне друзей на всю оставшуюся жизнь.
Стоянка наша была под Крепостью – всего вдоволь: воды, дровишек, потому и называлась вполне заслуженно – «Ленивые». Дальше тропа уходила на Развалы – гряду огромных необжитых скал с причудливыми названиями: Таганай, Лендаха, Изюп, Будда, Чуя… Но полазить мы любили в основном по Крепости. Преодолев Коровий лаз, то поднимались всё выше и выше, то опускались шкуродёром в глубокую щель; то приходилось лезть ползком, лёжа на спине, по узкому лазу, который заканчивался над обрывом. На выходе надо было высунуться наружу почти по пояс, приподняться и, нащупав вверху каменные «карманы», подтянуться на одних пальцах и выбраться наружу над этой бездной, преодолевая и свой вес, и страх высоты, и неизвестность – дотянусь ли, смогу ли? А похвала от нашего командира Шуры Проскурина была весьма лаконичной: «Железная тётка!», что равнялось, по меньшей мере, медали «За отвагу»!
Иногда заходили в гости на «Медовый Месяц». Это была девчоночья стоянка на каменистой площадке – малодоступное закрытое место в районе Крепости. Воду им приходилось туда издалека таскать, потому и ценили особо каждую каплю. А тому, кто сможет подняться на отвесную стену их каменного логова, обещали налить кружку! Из наших напился только Олег Шейдин, но не за покорение, а за многократность попыток! Очень уж пить хотелось. А стена была такой же неприступной, как те «железные тётки» с «Медового».
Однажды сидим на Крепости, смотрим вниз – гостит кто-то у нас на стоянке. Спустились – компота нет! Кто выпил? Да кто нас не боится!
Походы на Дикари чередовались со сплавами по Мане, посещениями Караульной пещеры… Наши ребята как-то запротестовали: «Давайте лучше на Ману. Там плот связал и плыви себе, загорай, делать ничего не надо. Тётки накормят, и посуду помоют!» Но мы упёрлись: «Тогда без вас пойдём». Собрали рюкзаки, тяжеловато получилось: палатка, топор, пила, спальники, еда… В пятницу после работы втроём и отправились: Тома Кузина, Валя Бохан и я. До культурных дошли благополучно, а там к нам пьяный оболтус пристал, мол, не отполовинить ли у вас рюкзаки? Мы виду не подаём, кричим: «Шура, Толя! Догоняйте скорее». Этот хлыщ струхнул, решил, что мы не одни, ретировался. А мы нажали на педали. Обычно отдыхаем у Слоника, а тут Пыхтун мигом преодолели, влетели наверх и, не останавливаясь, мимо «Свободы», на тропу – и к себе на Дикари. Рюкзак тяжёлый, иду, согнувшись и почти уткнувшись в Томину спину. Ворчу, что ночь уже, а этой дороге конца-края нет; когда, наконец, до Манской Стенки доберёмся? Тома вдруг со смехом останавливается, а я стукаюсь лбом об её рюкзак: «Надь, так мы же не через Манскую Стенку идём, а через Барьеры!» Это я на скорости и с перепугу даже не заметила, что мы после развилки идём не пологой и сырой манской тропой, а напрямик, преодолевая три крутых подъёма!
Остаток пути прошли без приключений, но спали с топором в изголовье, хотя на Диких Столбах чужих уже не бывает. А наши мужики назавтра подхватились спозаранку – и к нам. Выползают виноватые из-за кустов: «Как вы тут?.. А нас здесь накормят в конце-то концов?!» От обид не остаётся и следа, когда мы видим смущённо-наглые и такие родные рожи!
В 1978-79 годах в заповеднике произошли крутые перемены, резко поубавившие численность племени столбистов. Корни обрывались с болью, избы лесники сожгли, и даже настил на нашей стоянке раскатили по брёвнышкам. Деревянный Одиссей сиротливо взирал на пустынную поляну, вспоминая о беспечальных временах, когда здесь не смолкал смех и звенела гитара… Из хранившейся под тайным пеньком посуды, я нашла лишь серебряный ресторанный нож, когда-то «неведомыми путями» перекочевавший сюда. Он и сейчас хранится у меня дома, как реликвия той счастливой поры.
…Годы летят быстро. Накануне моего 55-летия, то есть выхода на пенсию, у нас на работе организовали коллективный выезд на Камарчагский аэродром, где все желающие могли прыгнуть с парашютом. Сомневалась я недолго! На высоте один километр на мгновенье замерла у люка самолёта, но всё же сделала этот шаг в воздух и ветер, хлебнув порцию остро знакомого мне адреналина!.. А разве иначе могла поступить «железная тётка»?