А как же поэзия? Что она для меня? Упущенная возможность или подарок судьбы, как плюс ко всем прочим призваниям и пристрастиям?
Я бы не хотела, чтобы стихи стали работой… Хотя так случилось, что они – это самое интересное, что есть сегодня в моей жизни.

ВОРОБЬИНАЯ МАМА

Сильва притащила воробьёнка. Что поделаешь – охотничий инстинкт! Но, кошки у меня сытые и даже закормленные, потому охотник с добычей сидели на подоконнике друг напротив друга, она – полная любопытства, он – страха.
Я, схватив коробку «Вискаса» и слегка потряхивая ею, приблизилась. Сильва на миг потеряла бдительность, и мне удалось выхватить воробушка буквально у неё из-под носа. Каких-либо явных ран я у него не обнаружила, но птенец был помят – пёрышки на шее и под крылом – изрядно пощипаны. В растерянности я рассматривала это желторотое создание и соображала, что же мне с ним теперь делать? Гнездо, где он проживал, мне, увы, не найти. Значит, придётся делать своё! Поселила я приёмыша в ведре, которое обвязала сверху марлей. Но, кошки обосновались рядом, не давая квартиранту никакого покоя, потому приходилось, выполняя работы по дому, повсюду таскать с собой эту посудину.
Сестра, к которой я обратилась за советом, категорично сказала, что воробьи в неволе не живут. И, что если он у меня выживет, то это будет чудом. Что ж, думаю, Чудо так Чудо, вот и имя готово!
Сварила пшённой каши, чтобы крупинками была, яичного желтка нарубила мелко. Достану Чудо из ведра – рот нараспашку. Знай, пищит: «Ещё хочу! Давай ещё!» А пить не умеет. Пришлось для этой цели приспособить полиэтиленовый пузырёк из-под капель для носа. Как напьётся, начинает головой вертеть, мол, не хочу больше. С часок подремлет – и снова голос подаёт: не пора ли подкрепиться? Меня очень быстро стал узнавать. Лишь позову: «Чудо! Чудо!» — как он тут же в ответ: «Пи-пи-пи! Вот он я».
Благо, я в отпуске была: и ремонтом занималась, и на воробья времени хватало. Решила не отучать птенца и от натуральной пищи, которой воробьи-родители его вскармливали, потому ежедневно ходила с мухобойкой «на охоту»! Набью штук десять, скормлю ему половину, а остальных мух сбрызну водичкой, чтобы не засохли – и пакетик в холодильник, это на завтрак! Люди спрашивают: «Вы для аквариума мошек ловите или куда?» Я смеюсь: «Чудо у меня есть. В перьях! Не я буду, если не выкормлю!» Да и как ему не выжить, если и любят, и кормят, и таскаются с ним, как с писаной торбой. Спала с этим ведром в обнимку, чтобы ночью от кошек уберечь. Проснётся в шесть утра и начинает ныть под ухом: «Пи, пи, пи…» Не даст подремать! Дачу из-за него пришлось забросить – какая дача, если тут дитё малое на руках! Впрочем, она у меня – тайга непролазная, два-три ведра виктории пропало, только и всего. Наступают на огород лесные хозяева – пихты, рябины да кедры…
Когда в ведре стало тесновато, я вынесла Чудо на балкон, чтобы крылья поскорее окрепли. Остеклено и безопасно. Там он быстро освоился. Поначалу ещё продолжал спать в ведре, но через несколько дней усадить его на ночь туда уже не удалось. Настелила мягких тряпочек на полке – постельку сделала. Беспокоюсь к вечеру: там ли, цел ли, вдруг свалился и мёрзнет где-нибудь на полу; выйду на балкон, позову, а он откликнется полусонно. А утром как радовался, сядет на плечо и теребит меня за серьгу, или клюв об меня чистит! На ладони держу, крутится, как малый ребёнок, которому не знаешь с какой стороны ложку совать! А чуть покрепче сожмёшь, чтобы не вертелся – раскаляется, как печка, горяченький такой.
Близился август, до конца отпуска оставались считанные дни, а Чудо ещё не летал толком, лишь перепархивал слегка. Погода стояла солнечная, тихая, мух на солнцепёках полно. Решила рискнуть и высадить его на клён около подъезда, вдруг да найдутся родители, накормят его, заберут в стаю. Или какой-нибудь воробьиный родственник шефство возьмёт.
Мой воробышек с ветки на ветку – поднялся высоко, а спуститься не может. Просидел там один-одинёшенек до обеда. У меня всё из рук валится, выйду, позову, он мне с дерева: «Тут я, тут, один сижу. Мама, помоги…» Сквозь ветки пригляжусь: точно один, крылышками трепещет, и никого-то рядом нет… Терпение моё быстро закончилось. Взяла табурет, поднялась в подъезде до лестничной площадки между третьим и четвёртым этажами, взобралась на подоконник, открыла створки и позвала: «Чудо, Чудо!» Он и прилетел ко мне на ладонь… Домой пошли!
Отпуск тем временем закончился. Хоть иди с ведром на работу. Но, в самый последний день смотрю: вроде самостоятельно клюёт из плошки. Я и семечек ему нашелушила-накрошила, и хлеба, и яйца нарубила мелко, и каши поставила, и водички… Ешь – не хочу, как в ресторане!
На работе не работалось. В обед срываюсь – и бегом на автобус. Обеденного перерыва маловато, но рискую. Примчалась, смотрю: жив, здоров, Чудо моё! Сел мне на голову – за волосы щиплет! Дня три так металась. Ещё и пару кузнечиков успевала ему по дороге поймать – деликатес! А потом работа навалилась. Давай, брат, как-нибудь сам держись.
Было начало августа. Дело к осени. Ещё надо успеть на крыло встать… Хоть самой летать учись, чтоб его научить! Форточку балконную боюсь ему открытой оставить – там есть приступочка для кошек (свои месяц взаперти просидели, так с улицы чужой котяра может заявиться). Выставила в раме стекло, где и кошкам недоступно, и решётка погуще. Воткнула между прутьями жёрдочку-насест – может, сам по ней на улицу выберется?
Как-то вечером смотрю – другой воробей у нас в гостях. Чирикают о чём-то. К ночи тот улетел, а наш дома остался. Ещё через день пришла с работы – нет обоих. Загрустила-запечалилась. Улетело моё Чудо. А взгляд то и дело к окну тянется… Вдруг слышу знакомое: «Пи-пи-пи». Выглянула – сидит на заборе! Я скорее форточку настежь, он и прилетел ко мне в руки. Переночевал в последний разок на мягкой постельке.
Однажды остановилась около соседнего подъезда, где в кусте бузины воробьи шумно кормились, позвала своего. Он стремительно вылетел, приземлился мне на голову и тут же второпях назад улетел. Даже погладить не успела!..
Потом мне ещё долго мерещился знакомый голосок в общей стае. Но, я уже не окликала его, пусть отвыкает, ведь не всем людям можно доверять… А вот фотографии не осталось, не догадалась я как-то, спохватилась, да поздно уже.
К приходу холодов насушила в запас хлебных крошек, купила семечек, пшена. Каждое утро воробьи оравой сидят на клёне около подъезда, ждут меня, чирикая на все лады – кто кого перекричит! Лишь выйду – дружно смолкают. И я точно знаю, что один из них думает: «А вот и мама пришла. Значит, будем жить!»